В домике напротив, как и во многих остальных, из трубы поднимался рваный дымок, и Тоня представила себе бабку Степаниду с работягой Женькой пьющими чай и ведущими неспешную беседу, и ей стало тоскливо. «Пойду к ним, – внезапно решила она, – не выгонят же они меня. Да и бабка Степанида мне, кажется, бывает рада». Тоня представила себе мужа, обнаружившего, что жена ушла из дома, но сразу поняла: Виктор догадается, что она у соседей. «В конце концов, по следам найдет», – невесело усмехнулась она, ступая на только что выпавший снег.

Калитка была открыта. На стук в дверь из дома вышла сама Степанида и радостно всплеснула руками:

– Ай, кто пожаловал! Давненько не заходила к старухе! Ну, проходи, проходи… Я одна скучаю, передачи всякие смотрю. И какой только ерунды, милая моя, не показывают! Уж лучше мы с тобой чайку с Женькиным печеньем попьем. Он знаешь какое знатное печенье делает?

Тоня угощалась «знатным печеньем» по меньшей мере пять раз, поэтому только улыбнулась в ответ. В доме было жарко, как всегда, и она порадовалась, что не надела свитер.

– Ну, усаживайся, усаживайся, – хлопотала старушка. – А Женька-то мой пошел дверь чинить соседу вашему, доктору, важному такому, громкому. И пропал что-то, вот уж час как нет его, а хотел быстро обернуться. Должно быть, не сладилось там у них с дверью-то. Ну да ничего, мы с тобой сейчас почаевничаем, посплетничаем, ты мне новости расскажешь…

Тоня взяла в руки горячую чашку и подула на чай.

– Да особых новостей нет, Степанида Семеновна, – сказала она. Хотела продолжить, но старушка внезапно спросила:

– А ты чтой-то какая задумчивая, а, красавица моя? Тебя муж, что ли, обидел?

Тоня взглянула на Степаниду, изумленная ее проницательностью. Она не успела ничего ответить, как та продолжила:

– Точно, обидел. Да ты не расстраивайся, вот отогреешься, и тебе полегче станет. Пей чай-то, пей.

Она протянула морщинистую руку и провела по Тониной голове. От неожиданной ласки у Тони на глазах выступили слезы, но она сдержалась. Если уж дома не разревелась, то здесь тем более нечего. И внезапно для себя начала рассказывать про то, как обнаружила листочек со стихами в старом комоде, как Виктор решил, что кто-то специально его подложил, как они начали осматривать дом, менять замки и как в конце концов он накричал на нее. Степанида слушала молча, иногда покачивая головой. Когда Тоня закончила, она встала за чайником, подлила ей чаю и сказала:

– Вот что, девушка, я тебе скажу. Что Витька твой тебя обидел – это плохо, конечно. Но то, что к тебе в дом неизвестно кто лазит, куда хуже, Тоня, куда хуже! И даже вот какая мне в голову мысль запала: а не подходит ли тут с какого боку Глафира несчастная, упокой, господи, ее душу грешную?

Широко раскрыв глаза, Тоня уставилась на старушку.

– Да что вы, Степанида Семеновна, при чем же тут Глафира?!

– А не знаю, не знаю. Может, ни при чем, а может, очень даже и при чем. Виктор твой парень умный, он зря тревожиться не станет. Сдается мне, Тонюшка, нехорошие дела у вас в доме творятся.

– Что же мне делать? – растерянно спросила Тоня.

– Ой, голубонька, сказала б я тебе, да ты ведь моего совета не послушаешься.

– Скажите, Степанида Семеновна!

– Уезжала бы ты, доченька. Пожила бы в Москве, у родителей своих. Да и вообще, глупость вы сделали, что сюда приехали. Ну ладно, мы с Женькой тут зимуем – я старуха древняя, всю жизнь тут прожила, а он бобыль, да ему ничего и не надо. А ты-то что себя тут хоронишь? Ни дела у тебя нет, ни друзей. В Калинове ведь когда хорошо – летом да осенью ранней. А сейчас… Снег один, да вороны на столбах, да Орлова, соседка моя, по огороду ходит – та же ворона, разве что клюва нет. А рот откроет, каркнет – ну чисто ворона!

Тоня даже не улыбнулась. Старушка прямо и без обиняков высказала ей то, что она и сама думала, но в чем боялась себе признаться.

– А как же Виктор? – помолчав, спросила она. – Он ведь в Москву не поедет.

– Это да… – согласилась Степанида. – Ему дом, как свет в окошке. Мужику-то разве плохо? Он весь день на работе пропадает, вечером возвращается – а тут и жена с ужином. А ты, голубонька, дома сидишь, никуда и не денешься отсюда, а ему-то не одно ли, куда возвращаться – в дом ли, в квартиру ли? Ну, муженек твой здесь перезимует. Авось додумается, что глупость сделал несусветную, да продаст домину.

– Нет, как же так? Я же не могу его одного здесь бросить. Ой, что вы, Степанида Семеновна, я ведь ему не кто-нибудь, а жена!

– Ну смотри, жена! – вздохнула Степанида. – А все же лучше б уехать тебе. Не ровен час, еще что случится…

– Да бог с вами, ничего не случится. А Витя просто устал, наверное, потому и сорвался. Ладно, Степанида Семеновна, пойду я домой. Спасибо вам огромное. Вы меня успокоили, отошла я у вас.

– Ладно, ладно тебе, – проворчала та. – Все-таки послушала бы меня, старую.

– Не могу я так, Степанида Семеновна, – покачала головой Тоня, застегивая куртку. – Не могу.

Она попрощалась со старушкой и пошла домой. На душе у нее стало немного легче.