Час спустя участковый стучался в дверь Степаниды Семеновны.
– Степан, ты, что ль, ломишься? – открывая дверь, прокряхтела Степанида. – Так прошел бы, чай, открыто.
– Я, Степанида Семеновна, человек воспитанный, без приглашения не заявляюсь.
– Знаю я тебя, воспитанный! С чем пожаловал? Опять, что ль, из-за Глашки, упокой господь душу ее грешную? Так я уж все рассказала, только что паренек заходил – ничего я и не видела, и не слышала. Да и не верю я, что ее убили, чего-то ваши напутали.
– Наши не напутали, но я не про Рыбкину. С жильцом вашим поговорить хотел.
– С Женькой? А чего? – насторожилась старушка. – Он мужик хороший, тихий, мне помогает. С работой у него что-то в городе не получается, вот он у меня и живет пока, так я и не нарадуюсь. И душа живая в доме, и помощь от него: вот вчера только чайник у меня возьми да перегори, а он….
– Степанида Семеновна! – прервал словоохотливую старушку участковый. – Ничего плохого я не собираюсь вашему Женьке делать. Поговорить мне с ним надо, вот и все.
– За сараем он, полки мне новые мастерит.
– Полки? Это хорошо, – отозвался Капица и пошел по тропинке в глубь участка.
Степанида осталась стоять на крыльце, с волнением поглядывая в сторону сарая.
Участковый завернул за сарай и увидел Женьку, стоявшего в одной водолазке. Тот вертел в руках небольшую дощечку, поворачивая ее то так, то эдак.
– Что, Евгений Батькович, общественно полезным трудом занимаемся?
Женька вздрогнул, выронил дощечку и обернулся.
– А-а, это вы. День добрый, – кивнул он. – А ко мне ваши уже приходили, спрашивали. Женщину ту, значит, убили?
– Получается, так. А вы ее знали?
Женька покачал головой.
– Слышал от хозяйки про нее, а знать не знал. Я ведь ни с кем тут особо не общаюсь, кроме соседей, конечно. Хотя и с соседями не со всеми получается, некоторые и кивнуть не всегда могут, не то что поздороваться или там поговорить, – он покосился в сторону дома Орловых.
– А сколько вы уже у нас живете? – невзначай поинтересовался участковый.
– Да с августа, пожалуй, живу. Точно, с августа. Я в начале месяца приехал, числа пятого, что ли.
– А уезжать, припоминается мне, собирались в октябре? Загостились вы у нас в Калинове, Евгений Батькович.
– Не Батькович, а Григорьевич, – поправил его Женька. – А что, мешаю я кому или прогонять меня собираются? Живу я вроде тихо, ссориться ни с кем не ссорюсь.
– Да я не о том, Евгений Григорьевич, – заулыбался участковый. – Кто вас прогонит? А просто удивительно: приехал человек на два месяца, а живет уж четвертый. И на работу его не тянет, и денег он вроде бы не зарабатывает. Или наследство получили?
«Ну что, Евгений Григорьевич, разозлил я тебя? – присматривался к мужичку Капица. Тот наклонился, поднял доску и аккуратно положил ее на верстак. – Скажешь, чтобы я не в свое дело не лез?»
– Не в наследстве дело, – сказал наконец охотник. – А только что мне в Москве ошиваться? На работе у нас простой, я там сейчас не нужен, да и вообще, я так полагаю, придется мне новое место искать. А деньги у меня отложены были, еще с прежних заработков. Немного, конечно, но хозяйка – человек добрый, много с меня и не просит. Мне тут у вас нравится: и место тихое, и спокойно как-то на душе, что ли, стало. В Москве дерганый был и злой, а здесь пожил – вроде и успокоился. Даже и не знаю, как сказать. Мне, по совести говоря, всегда хотелось в деревне жить, да только денег на дом не было. А тут уж вроде как прижился. Бог даст, и до весны тут останусь, если Степаниде Семеновне не надоем.
Участковый слушал Женьку и понимал, почему Тоня отозвалась о нем с теплотой. И ведь внешне-то нелепый: рыхловатый какой-то, бороденка реденькая – клочки торчат из подбородка, а на щеках щетина, видно, и вовсе не растет. Голос высокий, так что даже удивительно – толстый, в общем, мужик, а только что не пищит. А при том и спокойный, и какой-то уверенный. Словно не просто груши в Калинове околачивает, а нужное дело делает. Впрочем, может, так оно и есть – Степанида-то вон как за него вступилась! Помогает он ей, сразу видно, взять хоть эти полки…
Женька замолчал, взял вторую доску и принялся ошкуривать ее. Капица постоял, посмотрел, а потом спросил:
– А что там с алкашом нашим было, с Евграфом? Чернявская говорит, вроде угрожал он ей.
– Это когда? – удивился было Женька. – А, когда я им забор ставил… Да странный он какой-то.
– Ну-ка поподробней, пожалуйста, – попросил участковый. – Антонина Сергеевна интересные вещи рассказывает, может, и от вас что узнаю.
Но от Женьки узнать почти ничего не удалось. Впрочем, в целом он подтверждал рассказ Тони, только оговорился, что появился тогда, когда старик уже кричать начал.
– Алкоголик он, сразу видно, – закончил Женька. – Ничего особенного я в нем не заметил. Злобный разве что, на жену Виктора бросался. Не в том смысле, что…
– Да понял я, понял, – остановил его Капица. – Ну что ж, примерно то же и госпожа Чернявская мне поведала. Пожалуй, можно бы и отыскать нашего Евграфа Владиленовича, тем паче что давненько он у нас не появлялся. Ну, спасибо за беседу, Евгений Григорьевич, удачи вам в ваших начинаниях.
Когда Женька спустя полчаса зашел в дом, Степанида встревоженно спросила:
– Ну что, Жень? Чего он приходил-то?
– Да опять про Глафиру расспрашивал. Все нормально, Степанида Семеновна, вы не беспокойтесь. А мужик он вроде неплохой.
– Неплохой-то неплохой, только как прицепится – не отцепишь, чистый репей! Вот чего я, Жень, и боюсь – как бы не прицепился он к тебе.
– Не за что ко мне цепляться, – уверенно ответил Женька. – Да и не до того им сейчас будет. Они начнут искать, кто хотел ту бабу убить. Вот пускай и ищут.