– Итак, братцы-кролики, тут у нас пустышка. – Коломеев обвел взглядом отдел. – Тюркиных пришлось отпустить, у них алиби подтверждается. Правда, только их семьей… – сделал он выразительную паузу, – но зацепиться нам не за что. То же и с бабкой ненормальной, с Михеевой. Кандидатура вроде бы подходящая, особенно если учесть, что именно ее сарай тогда подожгли, но физической возможности у бабки не было никакой.

– А может, все-таки она, Иван Ефремович? – усомнился самый младший из отдела, Сережа Прокофьев, работающий только третий месяц. – Я материалы изучил, Михеева вроде и в самом деле знахарка. И выглядит совсем не по годам крепкой. Может, отваров каких-то своих напилась и смогла тело протащить по земле.

– И на осину вздернуть, – хмыкнул Артем.

– Не на осину, а на яблоню.

– Хрен ли разницы!

– Вряд ли, – возразил Коломеев. – Во-первых, ее никто не видел в деревне. Может, она и знахарка, но не невидимка же!

Опера усмехнулись.

– Во-вторых, найденная у нее обувь не совпадает с той, отпечатки которой были найдены первый раз, после убийства Рыбкиной. И фиг бы с ней, в конце концов, обувь можно спрятать сто раз, но вот то, что ее никто не видел…

– Может, просто внимания не обратили!

– Сереж, ты дело внимательно читал? Свидетели что говорят? Что она пять лет назад в их магазин приперлась, и то все на ушах стояли. Она же у них что-то типа ведьмы! Да ты ее сам видел… И если бы она шла по деревне перед убийством, у нас были бы свидетели. А их нет.

– Может, она лесом прошла, – не сдавался Прокофьев.

– К Рыбкиным лесом не подойдешь, там болото на задах, я проверял, – отозвался Артем. – К их дому только с улицы. И к хирургу, кстати, тоже.

– Да, о хирурге, – вспомнил Коломеев. – Жену опросили? Михалыч, ты с ней встречался?

– Опросили, – подтвердил пожилой опер, которого Коломеев назвал Михалычем. – Говорит, звонил он ей в день смерти, что-то хотел сказать. Она толком не поняла, связь была плохая, но вроде хвастался, что он умный, догадался о чем-то… А о чем догадался, не сказал.

Артем с Прокофьевым переглянулись.

– Понятно, – подытожил Коломеев. – Что-то покойник узнал, а убийца это понял. Михалыч, обойдешь еще раз всех, с кем он встречался в тот день. Приглядись к ним повнимательнее, поспрашивай. Может, тоже что заметишь. Так, ну и что мы имеем на сегодняшний день? Ни хрена мы не имеем. Вот спустят с меня шкуру, и что тогда будете делать? – неожиданно рассердился он. – Вон, в газетенке нашей написали, что в Калинове вампир завелся! Ищите давайте мерзавца этого!

– Кого, который статью написал? – невинно спросил Прокофьев.

– Ты пошути еще! Артем, самое главное, что по запросам?

Опер достал из папки документы и положил их перед следователем. Тот внимательно посмотрел, отложил в сторону.

– Замечательно. И что теперь делать?

– Да вроде бы все ясно, Иван Ефремович. Сидит он. Все совпадает, фотография в деле есть. Ну не отпускали же его в увольнительную на время убийства!

Коломеев помолчал, побарабанил пальцами по столу.

– А со вторым что?

– Там показания соседей – вернулся пьяный, как обычно. Ночью почувствовали запах, вызвали пожарных. Те приехали, а квартира почти вся выгорела. Пока тушили, пока то да се… Короче, нашли тело. Все обгоревшее, естественно.

– И как его опознавали? – заинтересовался Прокофьев.

– Блин, да никак! Видели, как он в квартиру свою входил, вот и все. Ты что, хочешь, чтобы тебе его личность алкогольную по зубам определяли, как в Америке? У него, поди, тех зубов было две с половиной штуки, и те железные.

– А у него гости бывали? – спросил Коломеев. – Или он один пьянствовал?

– Так не бывает, – усмехнулся Михалыч.

– Всяко бывает. Вот что, Артем, поедешь в Обухово, опросишь соседей как следует. Понятно? Приходил ли кто к нему, оставался ли на ночь, как часто… Короче, смысл ясен?

– Ясен, Иван Ефремович. А если скажут, что оставались у него такие же алкаши?

– Тогда перероешь там все. Будешь искать, не пропадал ли кто после смерти Сеньки. Нечего рожу кривить, сам знаю – трудно. Ну, может, повезет, городок-то маленький, все на виду.

Следователь помолчал, посмотрел на оперативников.

– Прокофьев, ты займешься документами калиновских приезжих. У всех бери данные, отправляй запросы в паспортные столы – в общем, все как обычно. Если кто-то имя менял, такое быстро выплывет. В первую очередь проверяй, не сидел ли кто, не состоял ли на учете в психушке.

– А самого Чернявского с женой проверять?

– Обязательно. Его – в первую очередь, чтобы уж сразу исключить. Вроде бы не похож он на убийцу. Да и тогда сговор с женой должен быть.

– Иван Ефремович, а не могла жена Мысина собственного супруга убить? А обставить, будто псих какой-то его прикончил. Мы же про разговор телефонный только с ее слов знаем.

– Верно мыслишь, – согласился следователь. – Ну, ее алиби проверить – ерунда, она в каком-то салоне была. Вот ты и сделаешь.

Артем усмехнулся. Прокофьев покосился на него, но промолчал.

– Все пока, – закончил Коломеев. – Все свободны.

– Ты, Вань, куда сейчас? – спросил Михалыч, когда парни вышли из кабинета.

– Сначала на ковер, а потом домой – лед к заднице прикладывать. А вообще-то нужно всех подряд опрашивать и биографию трудовую проверять.

– Ну так Прокофьев и займется.

– Он запросы сделает и всю деревню чертову обойдет. А со свидетелями кто разговаривать будет? А там, заметь, каждый свидетель – он же потенциальный подозреваемый, там пять минут не поболтаешь, нужно по полной программе расспрашивать. И кто, спрашивается, этим заниматься будет? Пушкин?!

– Да успокойся ты, – попытался урезонить Коломеева пожилой опер.

– Михалыч, ну откуда людей-то взять, а? Только ведь из-за стола начальственного легко орать: «Почему преступление не раскрыто до сих пор?» Так мне что, разорваться, что ли? В Калинове человек двести живет, или сто, если стариков и старух древних вычесть. И никто ни о ком ни хрена не знает! А узнавать кому? Мне! А кому поршень вставят в известное место? Тоже мне! И на хрена мне, Михалыч, сдался этот геморрой? – закончил Коломеев свою речь риторическим вопросом.