Сегодня Глафира с нетерпением ожидала возвращения Петьки домой. Такая новость, такая новость, он ахнет просто! Оказывается, Витька Чернявский уж два месяца в Калинове живет, дом купил для себя и жены, а они и не знали. Ну, понятно, почему не знали: деревенские-то, из старых, не очень-то рвутся с ними общаться, а новые и фамилию Чернявские не знают, и вообще приезжие им по барабану. Но Петька-то как удивится! Надо же! Заскочить, что ли, к Витьке, побазарить за жизнь? Глаша с Петей теперь люди не бедные, и пусть только попробует нос воротить.

С этими мыслями Глафира загнала машину в гараж, поднялась на второй этаж и удовлетворенно огляделась. Хорошо-о! Правильно она сделала, что декораторшу выгнала к такой-то матери, ни черта та не понимала. Сказано, в английском стиле, значит, в английском стиле, а она Лондон, наверное, только на фотках и видела. Картинки по стенам развешивала, да не оригиналы, а какие-то… хм… постеры, словно они гопота зареченская, а не Рыбкины!

При воспоминании о картинках Глафира хмыкнула и огляделась. Слава богу, теперь все вокруг было по ее вкусу. На окнах – бархатные бордовые портьеры – настоящий писк, она лично читала в последнем номере «Идеи твоего дома»; стены украшены подлинниками, причем в приличных рамах, а не в пластиковом убожестве; и мебель по заказу вполне под стиль. Правда, Шейлок, сволочь, обивку в паре мест потрепал, пока ему когти не остригли, но на Шейлочку нельзя сердиться.

– На тебя нельзя сердиться, правда, муся моя? – проворковала Глафира и потрепала кота за ухом.

Перс, даже не повернув к ней головы, снисходительно мурлыкнул, чем привел Глафиру в восторг.

– Ах ты, мой сыночек, ах ты, детка моя!

Она попыталась поцеловать кота в морду, но тот с яростным шипением вырвался из рук и помчался вдоль по коридору.

– Падла! – крикнула ему вслед обозленная Глафира. – Попробуй у меня еще мяса выпрашивать… Хрен тебе, а не свинина! Будешь свои отруби жрать!

Она и правда разозлилась было, но слова об отрубях вызвали у нее воспоминания, которые, безусловно, были приятными и привели ее в хорошее расположение духа. Как Глафирой бабка-то командовала, ведь как Золушкой, ей-богу! «Свиньям корму задала? – передразнила она вслух старческий, но сильный голос бабки. – Так давай, корова ленивая, не спи!»

Ха! Ну и где ты теперь, бабулечка, и где та корова ленивая? Жалко, не узнает бабушка единственную внучку свою, не узнает. Да Глафира и не рвется лишний раз в психушку мотаться. На фига ей сдалось? Говорят – дом престарелых, дом престарелых… Но она-то знает: психи там, те, кто на старости лет умом поехал, как бабуля.

Да, жизнь все-таки справедливая штука, с удовольствием подумала Глафира, наливая себе апельсиновый сок, каждому дает то, что заслужено. Не называла бы ее бабушка коровой ленивой в детстве, не заставляла бы всю грязную, неприятную работу делать – и глядишь, лежала бы сейчас не в вонючей палате, с семью еще такими же бабками сдвинутыми, а в этом доме, в котором всю жизнь прожила, да с сиделкой ласковой. А так….

В комнату неслышно зашел Шейлок, подошел к Глафире и потерся о ее ноги.

– Что, заявился? Ну иди сюда, муся моя, пуся моя!

Глафира взяла кота на руки, и тот замурлыкал, подставляя лобастую голову под ее короткопалую руку. Глафира умиротворенно улыбнулась и откинулась на бордовые подушки. Она была счастлива.