– Чем порадуете, орлы? – подошел Капица к парням под яблонями. – Долго вы тут еще?
– Да все почти закончили, – отозвался один из орлов. – Следователь был, уже уехал.
– Эх, черт, а со мной-то что ж не поговорил?
– Так ведь ЧП в Никитине – два трупа, один детский. Похоже, папаша побуянил, разыскивают его сейчас. А там до кучи начальство подгадало с проверкой – вот всех на уши и поставили.
– Это как водится, – согласился Капица. – Ну и что тут со следами, а?
– Есть следы, но вроде не от ботинок жертвы. Теперь сверять надо с обувью свидетелей и всех остальных.
– Понятненько, понятненько. А заключение по трупу когда будет?
– Степан Иванович, сами все знаете – когда Данилов проспится, тогда и будет, – проворчал один из ребят.
– Знаю, знаю, я уж так спросил, для беседы. Общаться не с кем, вот беда! Хоть язык об забор чеши!
Капица прошел по тропинке и вышел за калитку. На него налетели со всех сторон.
– Степан! Степа-ан! Что ж такое творится? Говорят, Глафира повесилась?
– Петька, что ль, уделал-то ее?
– Да ну тебя, дура, какой Петька?! Любовник ее, мужик из этого дома!
– Да что вы, товарищи, глупости говорите! Замерзла она, я сама видела – рука синяя-синяя. Так ведь заморозки какие нынче ударили – немудрено! У меня картошка в погребе – и та померзла!
– Картошка у тебя, Ирина Ивановна, всю жизнь гнилая была, – раздался язвительный старческий голос, – ты на погоду-то не греши.
– Как гнилая?! Ты, что ль, Лизавета, напраслину возводишь? Да моей картошки…
Капица осторожно пробрался между бабами, присел в сторонке на бревне и достал сигареты. У калитки старухи уже вовсю скандалили, а между ними суетились юркие ребятишки. Участковый с наслаждением затянулся, и тут рядом с ним на бревно опустилась тетя Шура.
– С добрым утром, Степан Иванович!
– День на дворе давно, – отозвался Капица. – И не больно-то добрый.
– Глафира Рыбкина повесилась, говорят?
– Похоже на то.
– Ой, прости, господи, нас, грешных, – перекрестилась тетя Шура. – Совесть, что ли, замучила? Хотя не похоже. А может, все же раскаялась…
– Ты мне, Шур, вот что скажи: вчера слышала чего? – перебил размышления тети Шуры участковый.
– Нет, Степан Иванович, не слышала, – покачала головой женщина. – Ко мне сегодня мои должны приехать, так я до полночи готовила да убиралась. Нет, ничего не слыхала.
– Может, в окно видела?
– Да какое окно, ты что? Где мое окно, и где почтальонов дом! Я ж его и захочу, не разгляжу, с моими-то глазами. Он весь деревьями вокруг оброс!
Народ постепенно начал расходиться. Некоторые попытались выведать у Капицы, что случилось, но участковый отмалчивался, а если отвечал, так говорил то, что все сами знали: нашли тело Рыбкиной на яблоне в саду у новых хозяев почтальонова дома. А больше ничего не известно. Последними покрутились около дома ребятишки, но и те в конце концов разбежались. Тетя Шура поднялась.
– Пойду я, Степан Иванович, зайду к Чернявским. Можно?
– Да почему нельзя, можно, конечно. Слушай, Шур, а что там за отроки около забора?
Тетя Шура вгляделась в две фигуры, стоявшие возле калитки.
– Вроде бы орловские, – неуверенно сказала она.
– Рысаки, что ли? – хмыкнул Капица.
– Сам ты рысак. Ну точно, орловские, как их… Данила и… Сонька, что ли? Нет, Лизка! Точно, Данила и Лизка. Ну, бывшего Григорьева дома хозяева. Не сами, понятно, а дети их.
– Это у которых бабку сюда ее сын поселил? – вспомнил участковый.
– Вот-вот. А сам детей на все лето присылает. И на выходные тоже. А тебе какой интерес?
Капица наморщил лоб, вспоминая. Что-то там такое ему рассказывали про старшую Орлову… Значит, она и зимой в Калинове будет жить… Что ж ему говорили-то про нее, а? Внук старший у нее красивый парень, в девчонка так себе, хилая. И косички на голове дурные, штук сто, а то и больше.
Разглядывая младших Орловых, Капица решил уточнить, что же было не так с их бабушкой.
– Ладно, побреду, – махнула рукой Шура. – Может, Тоне что нужно…