Лай собак за околицей и скрип входной двери, которую то закрывал, то распахивал ветер, да тяжелое дыхание человека с пистолетом в руке – вот и все звуки, которые слышны были в комнате. Тоня, ничего не понимая, смотрела на охотника. «Капица сошел с ума, – подумала она. – Что за чушь он несет?»

И вдруг перед ее глазами встала старая, выцветшая от времени фотография с желтоватыми пятнами по краям. На этой фотографии высветилось, возникло прямо перед ней четко и ясно одно-единственное лицо, а другие словно отошли назад, размываясь тенью. Черноглазая девчонка в футболке, похожая на мальчишку, улыбалась Тоне.

И тут, словно по причуде злого колдуна, лицо ее начало меняться – меняться стремительно и как-то странно. Оно пополнело, раздулись и обрюзгли щеки, сделав его одутловатым, черные глаза потускнели и спрятались под бровями. Но неестественней всего было появление редкой, торчащей из бугристой кожи в разные стороны щетины. Лохматые, неопрятные волосы неопределенного цвета, оплывшее тело… Кто-то, завершивший превращение, засмеялся у Тони над ухом и растворился, довольный собой. Отделенный от нее столом, перед Тоней сидел охотник Женька Гурич.

– Это… Как же это? – нарушила ошеломленное молчание тетя Шура. Она сделала шаг к Женьке и наклонилась, вглядываясь в лицо охотника. – Господи, Женечка, как же так?!

– Твою мать! – раздался сзади хрипловатый голос Виктора, успевшего прийти в себя. – Так ты операцию сделала? По смене пола? Я прав, Степан Иванович?

Капица молча кивнул, не сводя глаз с охотника, кривящего губы в странной усмешке.

– По смене пола? – Тоня сначала услышала слова, а потом поняла, что сама их произнесла, повторив эхом вслед за мужем.

– Что вас, собственно, так удивляет? – усмехнулся Женька, и тетя Шура отскочила назад, а Капица повел пистолетом, хотя охотник не шевельнулся. – Квартирку воронежскую пришлось продать, конечно, да только она ведь мне и не нужна уже была. Это было неприятно, но не так уж и сложно. Я имею в виду саму операцию. А все дальнейшее – уколы, гормональные препараты – было гораздо неприятнее.

– Зачем? – прошептала Тоня пересохшими губами. – Зачем вам это все?

– Как зачем? – удивился Женька. – Чтобы убить Витьку, конечно.

Слова охотника прозвучали так обыденно и естественно, что на секунду Тоня и сама удивилась: как же она не поняла? Разумеется, чтобы убить ее мужа.

– Убить меня? – раздался голос Виктора. – Не получилось, Женечка. Совсем ничего не вышло, мисс Басманова.

– Не получилось, – согласился Женька. – Степан Иванович помешал. А ведь жену твою я уже почти спровадил… – В голосе его звучало сожаление. – Жаль, жаль. Конец я тебе приготовил занимательный.

– Можно узнать, какой именно? – иронично осведомился Виктор.

Женька промолчал и только бросил взгляд на Тоню, не сводившую с него глаз.

– Антонина Сергеевна, отойди-ка подальше, – резко сказал Капица. – А я на твое место сяду. Пока Коломеев с дружиной не подъехал, подержу-ка я тебя, милая Женечка, под прицелом.

– Я тебе не милая Женечка, – отозвался охотник. – Ты документы мои видел? Читать умеешь? Там все написано.

– Значит, хочешь все-таки мужиком быть, – хмыкнул Виктор. – А мужичонка-то из тебя получился хреновенький!

Первый раз за все время Женька перевел взгляд на Виктора и неожиданно улыбнулся.

– Не хреновенькими, Витя, мои братья были. А я уж… какой получился. Все лучше, чем бабой быть.

– Женя, Женя, ты что! – очнулась тетя Шура. – Ты что говоришь! Неужели это ты их… Твоих рук дело… Трое забытых… Да за что же, господи?!

Женька задумчиво посмотрел на нее и помолчал. Потом, качнув головой, произнес:

– Как за что, тетя Шура? За дело. Их нужно было убить, обязательно, – в его словах звучала глубокая убежденность. – Во-первых, чтобы Витеньке нашему подарить, а во-вторых, потому что они мешали.

– Чем же они тебе, сволочь такая, мешали? – не выдержал Капица.

– Глашка узнала меня, у нее всегда память хорошая была на лица, – обстоятельно пояснил охотник. – К дому Степаниды пришла, начала глупости всякие расспрашивать, а у самой глаза пакостные-пакостные. Не ровен час, проговориться могла. Да и вообще, дрянная бабенка была, таким на свете и жить незачем. Что в детстве мерзости творила, что сейчас… С ней легко все получилось. – Женька улыбнулся. – Сказал ей, что встретиться хочу, она и попалась. Думала, должно быть, душу ей начну открывать, тут она с меня легкие деньги и потянет. Глупая, глупая…

Он глянул куда-то за Тоню, и та похолодела. Взгляд был такой странный, будто Женька видела что-то, невидимое всем остальным. Тоня обернулась, но за спиной никого не было.

– А Мысин чем тебе не угодил? – подал вновь голос Капица. – Или он тоже дрянной человек был?

– Он понял, – неожиданно ответила за Женьку Тоня. – Он же занимался пластической хирургией. Правильно?

Все удивленно посмотрели на нее, и только Женька сидел спокойный, медленно кивая головой.

– Да, Антонина Сергеевна, все правильно. Глупость большую сделал ваш Аркадий Леонидович. А поначалу я подумал, неплохой мужик! Нет, плохой. Он, видать, начал догадываться, когда про дверь со мной разговаривал. А стал ему дверь делать – подумал: чего он все ко мне приглядывается? Потом он ко мне зашел, намеки странные делал, да не выдержал и предложил в своей клинике кое-что подправить. Ну не глупость ли, а, Степан Иванович?

Капица сглотнул и глухо ответил:

– Дорого же он за свою глупость заплатил!

– По счету, – невозмутимо сказал Женька. – А то, не ровен час, пошел бы с кем ни попадя делиться открытием, а там и до беды недолго. Зачем же оно нам нужно было? Вовсе даже и незачем. Опять-таки, второй подарочек подвернулся. Понравился тебе второй подарочек, а, Вить?

– Мразь ты какая, – прошептал Виктор, побледнев. – Псих законченный!

– А Графка, значит, у тебя третьим подарочком был? – поинтересовался Капица.

– И третьим, да и вообще… Он же с самого начала все знал, Евграф-то. И радовался, ой как радовался! Так хотел, чтобы поскорее закончили все с Витенькой нашим… Только он же сумасшедший был, Евграф Владиленович, ну и начал фокусы всякие выкидывать. То к Антонине Сергеевне начнет приставать с намеками лишними, то вовсе пойдет в окна заглядывать. А то совсем учудил, бедолага, – в Андрюхин дом залез и с чердака подсматривать стал за нашим садом. В общем, вред от него большой мог быть, а пользы никакой. Да он, в общем-то, радовался. Все равно подыхать, так уж со смыслом.