С утра Виктор вызвал милицию, и теперь напротив Тони сидел пожилой опер, представившийся Юрием Михайловичем, и расспрашивал о том, кого она видела. Под окном что-то фотографировали, а через две минуты после начала разговора в дверь просунулась голова и сообщила:
– Михалыч, есть следы, четкие.
– Молодцы, – кивнул Михалыч. – Сверьте с тем, что уже есть. И, главное, с первым.
Он повернулся к Тоне:
– Так почему вы уверены, что не узнаете его?
– Я видела лицо очень короткий момент, оно почти сразу исчезло, – принялась объяснять та. – Я даже не смогу сказать, мужчина это был или женщина. И потом, понимаете, – словно извиняясь, добавила она, – очень темно было.
– А почему вы вообще встали? Вы часто вот так по ночам сидите?
– Нечасто, – смутилась Тоня, – иногда. Я сама не знаю, почему встала.
Михалыч покивал головой, дал Тоне расписаться на листках свидетельских показаний и ушел. Вскоре уехали и остальные.
– Вить, чей у тебя пистолет? – спросила Тоня, глядя на отъезжающую машину.
– Мой собственный, – отозвался муж.
– А почему ты мне раньше его не показывал?
– Потому что раньше у нас никого не убивали. Да и зачем? Разрешение у меня на него есть, а кричать на всех углах, что я вооружен, мне совершенно не хочется.
– Почему кричать? Мне бы ты мог сказать, я думаю.
– Тонь, думать ты можешь, что хочешь. Забудь про пистолет, пожалуйста. Тебя это совершенно не касается.
Он вышел из комнаты.
– Да, меня это не касается, – вслух сказала Тоня. – Совершенно не касается.