– Присаживайтесь, – пригласил он стоящих у стены Виктора и Тоню. – И ты, Степан, устраивайся поудобнее.

Капицу не пришлось долго уговаривать – с озабоченным видом он пристроился на диване.

– Артем, понятых можно отпускать, я так полагаю, – обратился следователь к оперу. – Вы там посмотрите, чтобы правильно было все оформлено, ладненько?

– Сделаем, – отозвался парень и вышел.

В комнате наступило молчание.

– Ну, так что я вам скажу, – нарушил его наконец следователь. – Скрывать мне от вас нечего. Аркадия Леонидовича Мысина убили в его собственном доме, перерезав ему горло. То есть либо убитый преступника знал, либо просто держал дверь вечером незапертой, что, я так полагаю, весьма и весьма сомнительно. Хотя… Вы тут, Иваныч, на ночь запираетесь?

– Так ведь кто как, – развел руками Капица. – Я вот человек открытый, гостям радуюсь, даже и незваным, а про Мысиных сказать ничего не могу.

– Ну, значит, неизвестно. Так вот, убив Мысина, преступник над своей жертвой поглумился, привязав ей щеки к ушам.

Тоня вздрогнула.

– Как это? – шепотом спросила она.

Следователь бросил взгляд на участкового, потом спохватился:

– Ах да, вы же у нас на крыльцо-то не выходили! Или выходили?

Тоня помотала головой.

– Я уже вашим сто раз говорил, – сквозь зубы проговорил Виктор. – Дома она сидела, ничего не видела.

– И ничего не потеряли, – заметил следователь. – Так вот, убийца губы своей жертве прошил и привязал к ушам, чтобы держались.

– Зачем держались? – У Тони возникло ощущение, что следователь пьян, но все остальные слушали без всякого удивления.

– У него улыбка была на лице, – хмуро ответил ей Виктор.

– Да, чтобы он, так сказать, улыбался, – согласился следователь. – Зубы скалил, выражаясь точнее. Тридцать лет работаю, – повернулся он к Капице, – подобной работы не видел.

Тот молча кивнул, и Коломеев продолжил:

– Проделав данную операцию, преступник вынес тело из дома и протащил сначала по улице, а потом и через весь ваш сад. Ну а дальше, как вы сами знаете, усадил у вас на крыльце и оставил в таком виде до утра. Смерть наступила вечером, точнее потом определят, но не позже одиннадцати. Так что убийца шел на большой риск, когда волок свою жертву по деревне – и фонари горят, и люди по деревне, я полагаю, ходят. Да мало ли кто мог его увидеть! А он все-таки тащил, следы на земле это неопровержимо доказывают. За ним целая дорога осталась на снегу. И следы обуви, кстати сказать. Ну, со следами мы позднее разберемся. А теперь, дорогие мои, я перехожу к главному. Убили двух человек за последний месяц. Обе жертвы были убиты в другом месте, а на ваш участок перенесены позднее, и инсценировано… в общем, что-то инсценировано. Причем во втором случае явно чтобы обратить ваше внимание. Убийца шел на большой риск, желая провернуть все дело именно таким образом, что, видимо, для него было очень важно.

Следователь отложил листок бумаги в сторону, повертел в руках ручку и, переводя взгляд с Виктора на Тоню, произнес:

– И кому же вы так насолили, любезные мои?

Опять наступило молчание. И когда Тоня уже хотела прервать его и рассказать, что виновата она и все дело в колдунье и ее отваре, из-за которого уже второй человек так ужасно умирает, раздался голос Капицы:

– Ну что, Витя, ты будешь рассказывать или мне за тебя рассказать?

– Сам расскажу, – отрывисто бросил Виктор. – Вы, Степан Иванович, еще кое-чего не знаете.

– Вы о чем? – заинтересовался следователь. – Ну-ка, ну-ка, поподробнее.

– Я знаю, кажется, кто убийца, – помолчав, ответил Виктор. – Точнее, кто им может быть.

Тоня только переводила непонимающий взгляд с одного на другого.

Двадцать лет назад

Женька бежала изо всех сил, мчалась, перепрыгивая через канавы. Сердце в груди бешено колотилось, губы пересохли, руку она до крови ободрала о какой-то куст, срезая дорогу, но не обращала на это внимания. «Только бы успеть, только бы успеть… – повторяла она про себя, сворачивая и выбирая самый короткий путь. – Господи, – в первый раз взмолилась Женька про себя, – только дай мне успеть, пока они не начали, и я всегда буду в тебя верить!»

Десять минут назад Юлька, стоя перед зеркалом и безуспешно пытаясь причесать свои вихры, торчащие во все стороны, удивленно обернулась к Женьке, зашедшей узнать, куда все пропали, и сказала своим писклявым голоском:

– А ты что, не знаешь? Они же все на акцию пошли.

Это было Витькино слово – «акция». Откуда он его взял, ребята не знали, а спрашивать постеснялись. Витька вообще знал много умных слов, которые Юльке очень нравились.

– На какую акцию? – не поняла Женька.

– Тс-с-с, – зашипела Юлька, – не кричи ты так. Мать-то считает, что мы все вместе сидим. Она к бабе Степаниде в гости пошла, но вдруг додумается к окну подойти, и что тогда?

– Ты что, – сглотнула Женька, – хочешь сказать, что они пошли идиотский поджог устраивать? Ты все врешь! Не может быть!

Последние слова она буквально прокричала. Страх за братьев, горькая обида за то, что ее обманули, ненависть к Витьке, все-таки уговорившему Мишку и Сеньку, – все вылилось в ее крике. Юлька даже отшатнулась.

– Врешь! – бросилась к ней Женька. – Ты пошутила!

– Отстань ты от меня, – оттолкнула ее Юлька. – Сказала тебе, на акцию они ушли. И правильно тебе не говорили – ты бы все испортила. А тот человек… он и в самом деле может кого угодно убить, я же видела его лицо…

– Когда они ушли?! Когда?!

– Давно, уже скоро вернутся. Да что ты психуешь, все будет нормально. Там же Витя!

Женька сумасшедшими глазами взглянула на Юльку, развернулась и бросилась прочь из дома. Только бы успеть, только бы успеть!

Ветки били ее по щекам, два раза она упала, не заметив в наступающих сумерках ямы, ободрав до крови колени, но Женька бежала через лес, срезая дорогу, чтобы успеть остановить их. Как они могли! Придурки! Только бы все обошлось, только бы все обошлось, только бы все обошлось…

Она уже понимала, что не успеет, но надеялась: вдруг Мишку с Сенькой что-то задержит, или Антонина выйдет из дома, или еще что-нибудь случится. Она так верила в это, что когда неожиданно лес закончился и она выскочила на опушку прямо напротив ведьминого двора, то не поверила своим глазам. Этого не могло быть! Но это было. Она не успела. Женька замерла на пригорке, в ужасе прижав ладони ко рту.